На улице Белова я очутился вдруг.
Там люди кормят белок орешками из рук.
Фасады белых зданий от солнышка светлей,
А кошки – от сметаны – одна другой белей.

На улице Чернова чернеют чердаки,
Чумазые сапожники тачают сапоги.
Коты – чернее ночи – заходят в магазин
И с вожделеньем смотрят на черный гуталин.
Их дом такой же черный – чердак или подвал...
На улице Чернова давно я не бывал.

Расширяю горизонты.
С ног снимаю сапоги.
Неба невесомый зонтик
Выпускаю из руки.

В замшу серую дорогу
Превращает в полдень пыль.
Это - счастье: хоть немного
Древнюю потрогать быль!

Впереди - селений пятна,
И подковою - леса.
Ощущаю кожей пяток
Замшу чистого листа.

Напишу на теплой пыли:
- Здравствуй, дорогая Русь!
- Мы тебя не позабыли...
И с любовью распишусь.

Здесь нега с неба льется,
Трава растет в тепле.
Лежат в тиши, под солнцем
Солдатики в земле.

Проходит год за годом.
Над холмиком покой.
Их гладит мимоходом
Лишь солнышко рукой…

О темном, – ни слова!
Наш солнечный флаг.
Ночные оковы
Бросаю в овраг.

Печаль напускная –
Не мой реквизит.
Она, догорая,
В камине лежит.

Умоюсь пораньше
Веселой водой,
Чтоб выглядеть краше
Пред Вами душой.

Стихи серебром
Прорастут на листах.
Увидим добро
В этих светлых ростках…

Почти шестьдесят километров
Российских железных дорог,
Сквозь лес, подгоняемый ветром,
Бежал паровоз – паренек.
Ему говорили: – пробежки
Здоровью полезны всегда,
И силился поезд надежды,
Кипела, парила вода…
В день солнечный или вьюжный,
В туманы, дожди, гололед,
Звучало: – Вперед! Я там нужен!..
И вторило эхо: – Вперед!
Кивал семафор крылами.
Улыбки дарил вокзал…
Над четырьмя мостами
Гудок паровоза звучал!
Когда он ушел на пенсию,
Сменил его сын – тепловоз.
И мчался с новыми песнями,
Вдоль елей, осин, и берез…

Сто лет перегону сегодня.
Состарился он, заболел.
Ворчит, что безжалостны годы.
А сколько не сделано дел!..

Вновь мечтами дорогу стелю
До калитки резной, бело-крашенной.
Где твой кот – лежебока Баюн,
Охраняет заборчик фисташковый.
Я ему принесу сапоги.
А тебе золотое колечко.
Попрошу только пальчик руки,
Да пустить на родное крылечко.
Будет вечер играть в вышине
Не стареющий марш Мендельсона…

– Где ты ходишь? – Капусту полей!
Слышу голос твой встречно-влюбленный…

Схожу, схожу с ума,
если уже не сошел.
Снег, и мороз, и тьма,
но режут брезент ножом!

Кричат: – бежим, бежим!..
Пурга заметает след.
Изрезанная жизнь.
Готов "сатане" обед:

Из мороженных тел,
из ужаса и борьбы,
Из кедра, что горел,
оборванной тут судьбы.

«Дятлова» перевал,
– свидетель большой беды.
"Ветер, с кем пировал,
облизывал их следы?.."

Она – «чучундрой» обзовет,
А он её – «чучундрою».
По полной стопочке нальет
За жизнь стоячепрудную.

Сойдутся грани в параллель
Над старою посудою.
Она: ты помнишь, был апрель?
– Весна, – ответит, – чудная.

– Ты помнишь чары вечеров
Под белыми церквями,
И магию заветных слов,
Вблизи мостов с цепями?..

Зовет весь вечер «дураком»,
А он её – «дуреною»…
Довольна бабка стариком,
И водочкой ядреною…

Когда в ночи плывет над нами
Луна с холеными боками,
Ныряя в пену облаков,
Я жду явления стихов.
И происходит это чудо.
В тиши квартиры, ниоткуда,
Вдруг слышится шуршащий шаг, –
Стихи страничкою шуршат.

Известно многим, что луна
Теплом поэзии полна…

Когда малиновое солнце
Лучом откроет часть оконца,
В него струей вольется лето,
Оставив на листах куплеты.
И снова происходит чудо.
Точь в точь, как в листьях изумрудных,
В тиши квартиры, там и тут,
Куплеты птицами поют.

Известно многим – теплый шар
Мелодии приносит в дар…

И чернота липучей массой
В сердцах пытается остаться.
То грязной зависти ужом,
То гнева колющим ежом.
Она безмерна под ногами.
Цепляется за сапогами,
И норовит пробраться в дом,
Где мы читаем и поем.

На Крестецком погосте
Лежат отец и мать.
Не еду в Крестцы гостем, –
Родни там не видать.

Не подарил поселок
Ни внуков, ни детей.
Не встретил на проселках
Я суженой своей.

Там негде мне согреться,
И выпить–закусить…
Но я люблю вас, Крестцы,
И буду век любить!

Карась, в малявочнице, мелкий,
(Размерами со спичку),
Не в коробке – «взлет этажерки»,
И не с мечтою – завтра чиркнут,
И пламя ярким вспыхнет светом,
Согреет души теплотою…
Малек, в малявочнице, летом,
С весьма прохладною водою,
Стоит и думает при этом,
На фоне гаснущего дня, –
Я стану пламенным поэтом.
Все будут греться от меня!..

Движению поколений
Быть Подвигом озаренным!
На миг преклоните колени
И вспомните нас поименно…

В сражениях локальных,
Не ведая страх и печали,
На подступах ближних и дальних,
Мы Родину защищали!..

Делю между нами эмоций запас.
Себе - половину. Бочонок для вас.
Остаток не малый сокрою от глаз.
Отдам, как и первый, в означенный час.
Надеюсь, в бочонках отменный нектар.
Его я, как пчелка, с "цветков" собирал...

Кто вам сказал, что шар Земля?!
Земля – пластинка из винила.
Ах, сколько раз она меня –
Пылинку серую крутила!

Шагнуть мечтал из борозды,
Гонимый острою иглою,
Подпрыгнуть в небо до звезды, –
Да только сталь всегда за мною…

А этот мощный баритон –
Слова, что валуны бросает.
Одно и то же, «фон-барон»,
Поет, наверно слов иных не знает.

Сегодня я смотрелся сам
В кривое зеркало гротеска.
Красив, умен не по годам!
«Чем больше нас – тем больше треска!..»

Сложнее старику-поэту, извините,
Нанизывать слова на золотые нити.
Слова - нектар, и мед, и разноцветный бисер
Крепить к седым листам с полянками залысин.

Настали времена, – и постарела Муза.
Мои слова, как дробь, как шарики для груза.
Одним – судьба разить, другим – повиснуть в водах.
Ни тем и ни другим не чувствовать свободы.

Где желтые цветы вдоль шпал железных линий
Смотрели свысока на звезды белых лилий.
А те, обняв волну, кокетливо кивали
Под песни поездов и стук на стыках стали…