Версия для слабовидящих

Вход в систему

КАПЧА
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.
Fill in the blank
 

Станислав Сенькин

Знамя Пропавших

У часовых проспавших след шпиона
В глазах метет картечь чужой войны.
Над ними поднимаются знамена,
Над ними гривой пышною пионы
Роняют кровь тяжелой тишины.

На ними пролетают самолеты,
Над ними топчут дни Кибальчиши.
Салют дают контуженные роты
И прорывает наступленьем рвоты
Оказия желудочной души.

Горят над лесом пыльные знамена.
В них обернули подвиг пластуна.
Грозили пальцем добрые иконы…
Идут назад неполные вагоны,
Закончилась последняя война.

Сыны не дочихали до папаши.
Он мнет возле калиточки губу.
А знамя реет вечных, но пропавших,
Ушедших в землю, но ее вобравших
Тяжелую российскую судьбу.

Отдав Концы

Кто погасил веселую звезду?
Она сквозь клетку лила дым угарный.
Я думал, к ней всю жизнь, весь век иду…
Но это оказалось свет фонарный.

Я не боялся видеть мертвецов:
Куда страшнее за живыми гнаться.
Зачем мне равнодушное лицо,
Что не умеет плакать и смеяться.

Я облако паршивенькой овцы,
Я синий лист толстовских размышлений.
Отдать концы! Скорей отдать концы!
И свой фрегат вести по лунной пене.

В веселую страну с названьем «ОЗ»,
Где веселят гречиху лета вихри…
Но где она, уже другой вопрос.
А может ее имя все же цифры?

Отдать концы! Расклеить паруса,
Из простыней, смирительных рубашек…

Записаться Добровольцем

Ты в черной и затрёпанной шинели
Гвоздику держишь, гимн, пытаясь петь.
Но где он свет любви в конце туннеля?
Клиническая маленькая смерть…

Здесь рукава хватают чьи – то дети,
Смеются, показав тебе язык.
Клинические маленькие черти,
Великой майской, маленькой грозы.

Твой командир кивает из – под пытки,
И сеет глаз живые семена.
Твои снега и плачущие скрипки…
Клиническая мелкая война.

Жизнь коротка, она скорее «демка»…
Свои прикрасы выставив на кон,
С тобою пьет, поскуливая немка,
Забористый «Тройной одеколон».

Простая шлюха сладенького тела,

Во Снах Тибета Твоего

Сдается, пиковая ночь!
Луна с сосновой смотрит мачты,
На нас – кто любит, верит, плачет,
Кто душу худенькую прячет
В телах похожих на сургуч.

Ржавеют звезды от тоски,
Я слышу плеск озерной ртути.
Я не хочу ни слов, ни сути…
Сдается, ночь уже не шутит,
Зарыв нас в черные пески.

А ты лежишь, как день светла,
Не видишь то что, что эта дрема
Уже на воздух рвется с дома.
Слова огонь, душа солома…
Я в тени главного угла.

И не осталось никого.
Мне вновь смешно и страшно, мама!
Опять звучат стихов тамтамы…
Ты в простыне, как Далай - Лама,
Во снах Тибета своего…
 

Настроение На Завтра

Сегодня слишком гадко…
Я пью судьбу, как чай.
Открытая тетрадка
И строчки невзначай.

Топор отравы «Ватры»
Плетет зеленый дым.
Хочу святым быть завтра,
И как мудрец седым.

И скажут все, кто молод,
Что я живу в бреду.
И слова чистый солод
Варю себе в еду.

Усатым тараканам
Дадут в башке места.
Я буду очень странным
Носителем Христа.

Я буду сыпать вечность
На юные умы.
Ругая за беспечность,
Отпитую взаймы.

Чтоб мыли руки с мылом
Покинув туалет…
Что, правда – это сила
И что ученье свет.

Все десять заповедных
Цитат произнесу.

Графитная Азбука

Пока луна качает небо
Своим крылом, разбавив тьму,
В глазах метет пурга из снега
Я сам не знаю почему.

В бессонной вечной лихорадке
Пишу тебе, но больше в стол.
А глаз чадят моих лампадки,
Усилив мрак забытых сел.

Забытых, проклятых возможно…
Здесь все и днем как – будто спит.
А я слагаю безнадежно
Сердечных слов пустой графит.

Вороньей гарью на странице,
Палитру лью своей строки.
Как узник, умерший в темнице
Вливаю в ночь свои зрачки.

И мне страшны такие ночи,
В незримой бархатной тесьме.
Они, зашив всем людям очи,
Опять забудут обо мне.

Чтоб я не спал от синей гари,

Подобного Тебе

Еще немного кажется,
Что я останусь тут.
Рябиновая кашица
Летит в осенний пруд.

И черное и красное,
И терпкая бряда…
Еще немного кажется,
Что осень навсегда.

Глаза мои не видели,
Как кома льет кисель.
На хвойные обители
Где тысячная ель.

Вновь красное и черное:
Рябиновая ржа…
Спит осень подзаборная
На новых рубежах.

Спит осень закадычная
На золотом листе.
Ах, мать моя столичная
На белой бересте.

Пеньковой строчкой вяжутся
Стихи твои в года…
Еще бывает, кажется,
Что осень навсегда…

Уже накуролесили
Дожди передовой.

Ромашковое Лето

Я не встречал нежнее и смешней
Девчонки прошлой молодости спетой.
И вот опять я думаю о ней,
Рисуя вновь ромашковое лето.

Как ты любила на цветах гадать,
А я не верил в разные гаданья.
Любовь не повод плакать и страдать,
Но я умел тебе чинить страданья.

Не исповедь, обычные стихи…
Из многих, ты одна была наивней.
Ромашковые чудятся грехи
И тихий плеск давно прошедших ливней.

Раздевших нас, обрекших на любовь…
И уложивших в белые перины
Ромашковых отгаданных цветов,
Таких же, будто платье балерины…

Таких же свежих, как пустая грусть
Упавшая мне в душу белой ватой.
И вот опять я знаю наизусть

Заветная Сказка

Текут сладко беличьи сказки
По веткам сосновой смолой.
Мы ждали кровавой развязки
Увидев лесничих с пилой.

Учуяли запах бензина,
Услышали их топоры.
Пропахшие лапы резиной
Спешили уйти вглубь норы.

Кукушка теперь проповедник:
Мы с ней лишь сверяем часы.
Она оглушит заповедник
Дождем музыкальной росы.

И будут, кровинки копится
На плошке кленовой руки.
Вновь тронет печальная птица
Остывшую воду реки.

Где темная омута вакса,
Скрывает своих окуней.
Где страшно не только купаться,
И быть отражением в ней.

Под плеск чайной сладкой водицы
Настанет последний восход.
Я умер, чтоб снова родится

Корвалол

Он долго жил, он долго брел,
Искал вершину.
Пил ацетон, пил «корвалол»
И яд мышиный.

Стирал он ластиком глаза,
Катилась черная слеза.
А в высоте апостол Петр
Ему кричал: «Иди вперед!»

И стало легче и теплей
Минута к часу.
И зашагал еще смелей
Задравший рясу.

Он разодрал свои ступни.
Вступал на звездные огни…
Ломал луну как хлеб ржаной
И запивал небес волной.

И вот уже он видит пик...
Орлы и мухи.
А там его из Главных книг
Изгнали духи.
-----------------------------------
И сотни лет в ночном дыму
Дорога видится ему.
 

Собачья Дочка

Какой здесь ритм, какая точка.
И я хочу сбежать с тобой.
Но ты всего - собачья дочка
В короткой юбке голубой.

Ты поедаешь взглядом зверя,
Твой ненасытен аппетит.
Мои с петель срываешь двери
И скоро крыша улетит.

Беги за мной я добрый мальчик.
Любовь моя не умерла.
Мы будем делать по – собачьи,
Довольно грязные дела…
 

Без Билета

Я покидаю это лето,
Мне слишком тесен новый фрак.
Без документов, без билета:
Обычный заяц и дурак .

Уже остывший от житухи,
Ищу сиденье полчаса.
А у кондуктора старухи
В руках заточена коса.

Я убегаю неизбежно,
Я слышу гул твоих дьячков.
Мне охлаждают веки нежно
Очки из медных пятачков.

Теперь я спелая картошка
В огромной яме земляной.
Я покидаю понарошку
Такой реальный мир земной…
 

Кефир Порочных Душ

Застыл кефир порочных душ,
Тяжелых, человечьих.
Осенний дождь смывает туш
И мочит твои плечи.

И только смертью смерть поправ
У межквартальных переправ,
Подходит твой автобус «ноль»,
Взяв всех, кто носит эту боль.

Молчит мобильный «нофелет»
В салоне нет ни звука.
Автобус твой везет скелет
До станции разлука.

А там уже горят костры,
А там уже идут пиры.
И по усам течет Кагор
Но мимо черных ртов….
 

Ушица

Чувствуешь, варится тело?
В воздухе жирный навар…
Облако пеною белой,
Льет на кипящий бульвар.

Небо соленого зноя
Манной лежит на устах.
Я отправляюсь за Ноя…
Все на своих местах.

Новая эра вершится.
Души и тела кисет.
Славная будет ушица
С перцем утраченных лет.

Грозно качается море
Синие волны встают.
Рвет на колючем заборе
Небо брюшину свою.

Добрые желтые лица
Ловят весну на щеках.
Их конопатость плодится
Ржавчиной сев на веках.

Спят мертвецы на погосте,
Их не качнут петухи.
Варятся добрые кости
В воздухе спелой ухи.

В тихой душе проповедной

Шиншилла

Слишком дикое лето крадется…
Облака затянули верха.
Будто шкурой шиншилл кроет солнце
День дождливый подобьем стиха.

Вот такие свалились повадки
В синий день, как судьба грозовой.
Лишь летят одуванчиков ватки
Солнца бывшего пух полевой.

Краснокнижная мышь мнет горошек
Затаившись, как в клетке в груди.
Одуванчики зрелой порошей
Заметают мой путь впереди.

Беззаботным прилипчивым снегом
Окатили траву и мосты.
Подружились с изменчивым небом,
Моей долгой сто первой версты.

Дождь пройдет остудив летний вечер,
Но я буду и весел и пьян.
Буду ждать, что ты выйдешь навстречу
Не боясь этот синий туман.