Полюбив, не тверди про свободу!
Все дороги исхожены впредь.
Заходя в свою первую воду,
Не заметишь зеленую сеть.

И пусть юность покинуть не жалко,
Не забудь ее сладкие сны.
Ведь не зря утопила русалка
Твое сердце глазами волны.

И любовь не распятье, не дыба!
Это просто обычный стишок.
Я молчу, будто медная рыба,
Когда сам погружаюсь в мешок.

Почему – то терновые лавры
Зажимают, благие виски.
Не готовы кровавые жабры
Этот воздух любить до тоски!

Когда омут мерещится мило,
В каждой луже у ног – плавников.
Но русалка куда - то уплыла,
Избегая сетей и силков.

Заходя в эту темную воду,

Мы занимались разным делом,
Творя простой кисель из слов.
Его стихи писались мелом
На черных листиках столов.

Мои - углем по снежной корке,
Кроили строк густую вязь.
По-деревенски дальнозорки
И, нормативно матерясь.

Я небо пил в свои годины
Из тонкой рюмки декабря!
И заедал икрой рябины,
За горечь мир благодаря.

А он искал другую славу:
Сластил полынь, компот хлебал.
И эту добрую отраву
В газетах местных издавал.

И вдохновленные главреды
Вбивали добрые столбцы…
На поэтические среды
Приятней чистые творцы.

Я раз спросил его, конечно,
Ну , неужели ты слепой?

Ладони мои, будто чаши пусты!
Язык мой - гремит благовест.
Фатой затянули снега бересты
Случайных, неважных невест.

Пытаясь сгореть за бескрайнюю Русь,
Я смерть не пытаю и жить не боюсь…

Глаза отразили все ямки души.
Курила несчастная ночь…
Рассудок твердил: «За себя не пиши!
Зачем сердце в ребрах толочь!?»

Весь мир, забирая в костлявый кулак,
Осыпался подвиг в страницы.
Трехцветный бушующий, реющий флаг
Зарей омывает ресницы.

Скрипят мясорубки домашних мамаш:
Струится в тазы непоседливый фарш…

Поэты в быту, прозябая, цветут,
Как Конюхов – минимум друг!

Эта ночь сеет звезды на копоти.
Слышен скрежет кевларовых лбов.
Так близки у удачи локти,
Но на них след молочных зубов.

Вдохновенье ночами насилуя,
Льется чистый кисель первых срок.
Музу ветхую приватизируя,
Схватит горло послушный силок.

По ночным закоулочкам тенькая
Птица Счастья ломает крыло.
Тишину по дубовым ступенькам,
Старым веником время мело.

Просадили сердца пикой ивовой,
Дальних странствий поэты начал.
Когда кони запутались гривой,
Как швартовами флот о причал.

Стрекотали пером, жили лаврами
И писанья мотали в клубки.
А теперь мы чирикаем «клавами»
Триста тысяч невольцев строки.

Пробив темнеющие своды,
Где звезд в созвездьях бирюза.
Глядят на волчие походы
Вооруженные глаза.

Срываясь вниз метеориты,
Оставят струнку и «АГА»!
Разделят ночь из монолита,
Луны, воспетые рога.

Копытца быстрой антилопы,
Сверкают дробью голубой.
Вооружили телескопы
Глаза подзорною трубой.

Но слабость линз всем очевидна!
Хватает нынче мудрецов…
Что там за вечностью не видно
Глазам, закрученным в лицо.

И так и будет неразгадан
Научный метод строить Мир.
Пока в глазах небесный ладан,
Пока в глазах мрак черных дыр.
 

В пустое небо гвозди забивая,
Рождается внушительная ночь.
Поэта жизнь всегда - ПЕРЕДОВАЯ!
Поэта, жизнь науськивать не проч.

Ведь в этом сочиненном благолепье,
Жизнь не настолько все же хороша.
Поля пусты, пусты все те же степи,
Да, вот полнеет грустная душа.

Бороться бесполезно с тяжким словом:
Оно сквозит из ран в груди певца.
Да, в этот мир являться нам не ново!
Куда сложней остаться до конца…

И покричав все тайное до капли,
Оставить след на краешке судьбы.
Поля пусты, в болотах тонут цапли,
А города - сто тысяч две избы.

И Царь стоит над нашими главАми.
Держава есть и скипетр в руке.

А любовь всего лишь присказка!
Дальше быт и то, что греет быт.
В город шопинг - небольшая вылазка!
Три пакета, только чай забыт…

Но смотрю в глаза твои приветливо.
Годы, разменяя на пучки.
У меня все те же сигареты
И еще я не ношу очки.

Зря порой о мелочевке «парился»!
Только лишь потом обрел тебя.
Но душой до этого состарился.
И любить случалось не любя.

А глаза теперь мы дали детушкам.
Боже, я и сам таким бывал.
И стучал по спеленьким орешкам,
И минуты детства воровал.

А любовь меняет свое мнение…
Только не меняется, учти.
О любви пришло стихотворение,

Снега, как зимние пески…
Снега, как сладенькая каша.
Пуста деревня нынче наша,
Лишь ждут рассвет снеговики.
Зимы, наполненная чаша.

Конечно, десять выходных!
Такое выдержишь едва ли.
Куда все люди запропали?
Я сам в доспехах шерстяных…
Пойду туда, где нас не ждали.

Наполнил воздух лютый хмель.
С окошка тянет перегаром.
Печали все остались в старом.
Мигает ряженая ель,
Мой дом похож на номер с баром.

Не чищен снег и валуны
Калитку плотно заложили.
Снеговики нас окружили,
Без объявления войны.
Пока мы кушали и пили.
 

Превращая ночь в окурки,
Завиваются года.
Как углем по штукатурке,
Время пишет города.

Деревенские бараки
Видно годы не снесут.
В будках шапками собаки
Воздух приторный сосут.

Тут совсем не до неона:
И заборы - то гнилы.
Причащаясь у иконы,
Переходим за столы…

И колотим кулаками
По ажурным скатертям.
Сжав, виски ладонь - тисками,
Посылаем все к чертям.

Заливая горесть брагой,
Поминаем вновь отцов.
Канапе насадим шпагой
Из свеклы и огурцов.

Лишь останутся окурки
В банке с именем «Треска».
Как углем по штукатурке,
Наша писана тоска!
 

«Медведь» мне врал… Ух! Как достали…
Небес скребется купорос…
Дед не дождал своей медали,
Зарыт у троицы берез.

Немецкий плен… неважный хавчик!
С таким меню, я б захандрил!
Зато он был отличный сварщик:
-Так мир об этом говорил.

Отец мой был механик славный.
Точнее – больше – МехаДар!
Орел не смог, орел державный…
Другой дед - Красный комиссар.

Его , как мусор увозили
На пресловутом «Воронке».
И бабке пушками грозили:
Мол, все в России «на тоске»!

И разрасталось это древо,
На почве вызревшей, скупой…
С того видать и мое чрево

Приметы, сны, простое диво…
Я верить в чудо не могу!
Я стал приземистей и лгу
Уже серьезно и правдиво.
И за рассветом не бегу…

Он сам является иначе,
Разлив малиновый кисель.
Он также прячется за ель,
Где ветер трепетно подначит
Из одуванчиков метель.

Я проповедовал стихи…
Всему, пусть небольшому миру,
Перерастая за квартиру.
И нес куплеты чепухи,
А дальше, вышел на Стихиру!

В приметы верить перестал…
И в сонном диве бродит где – то
Простая радость для поэта:
Стихом подращивать портал,
Где рифмы всей живут планеты.

Пускаю тот же сизый чад,
Простой, до одури крестецкий!

Судьба известных псевдонимов,
Колышет падшие умы.
Нет денег! И не взять взаймы!
Жена опять играет в «Симов».

В окне спускается снежок.
Ложится на косые лапы
Берез. Я записался в папы.
А папа – это не «кружок».

И нужно делать все на благо,
Творить слепую доброту.
Я бросил «Китекет» коту…
На пожелтевшую бумагу.

Газета!.. Прошлая статья,
О милом крестецком поэте.
Да, это ж я! А рядом, эти!..
Творцы колхозного бытья.

Храбров , а рядом кое- кто!
«Родник» весь в сборе – Чудо просто!
А это кто, что меньше ростом?
Да, в сером выцветшем пальто!?

Поземки. Подземки. Тянутся ветки..
Кто – то в «Варкрафт» побеждает по «сетке».
Кто – то стишки сочиняет «Лав Стори»
И говорит, что глаза ее – море!
Тихий морозец прорезал «пакеты».
Новой колонкой ворвались газеты:
Дядька Федот дал «люлей» режиссеру.
Постер, наклейки про группу иль свору.
Радио мрачно из пустоты
Тянет за яйца сплошные Хиты!
Чтоб стало хуже, я громкость прибавил.
Там один «пупсик» «котенка» поздравил.
Мальчик соседский на скрипке пиликал…
Электроприбор время вел, но не тикал.
Пива осталось всего – то три банки.
Позорят страну, оказалось, не панки.

У берез опять белы маковки.
Нависает над крышей губа.
Леденцов полно, будто в лакомке.
Гонит дым в поднебесье труба.

Полнолуние ждет над липами.
Облаков нет ни пуха - пера.
А из дырочек звезды выпали,
Будто проигрышные номера.

В ночь такую морозы лютые,
И трещит ледяная башка.
Елки дикие стали юртами,
Нацепив голубые шелка.

В чистоте прорастает спасение,
И надежды оставшийся клок.
На душе настроенье весенние,
Что проклюнулся чувства цветок.

Мысли нет, что за зря мироздание
Начиналось в далеком году.
Обходя белокожие здания,
Я дорогой к любимой пойду.

Исповедуюсь ей, буду каяться